- Видела нового Кью, Мани-пенни? – Обычно, ее имя, слетающее с чужих губ так неправильно и некрасиво, раздражает. Но сегодня Ив не обращает внимания ни на это, ни на что-либо другое. Сегодня она увидела имя Джеймса на мемориальной плите, среди прочих, погибших во имя долга, защищая страну. Он, наверное, единственный, кто погиб от пули своих же. Поддержки, правой руки. По локоть оказавшейся в крови правой руки. Манипенни ежится, улыбается и кивает головой, нет, не видела. Она в новом Кью смысла не видит, без Бонда она ни в чем смысла не видит. Но продолжает вовремя приходить на работу, исполнять свои новые обязанности и исключительно хорошо делать вид, что ее совсем не трогают шутки сотрудников. – Сколько человек убили сегодня, Манипенни? – Когда-нибудь этот вопрос задаст правильный человек и это превратится в шутку, очень личную, очень хорошую шутку. А пока вопрос бьет по больному и заставляет чувствовать себя последним дерьмом. Манипенни хочется домой, к маме, под теплое крыло. К яблочным пирогам и правильно заваренному чаю с бергамотом. Манипенни хочется побыть маленькой девицей в беде, хочется чтобы ее спас прекрасный принц на белом кабриолете. Но принца все нет и никто не спасает ее от гор бумаг, от бесконечных посетителей и сухого голоса М. Голос М слышать труднее всего, потому что любое сказанное ею слово отдается эхом в голове и возвращает в тот самый миг, между опасным, но по-своему счастливым «до» и пугающим «после». В тот самый миг между тем моментом, когда Джеймс борется с объектом, и тем, когда он замертво падает в буйные воды. М просит связать ее с мистером Мэллори, подать документы или принести чай, а Ив слышит «- Делайте чертов выстрел!». Ив послушно нажимает на курок и вздрагивает, вырываясь из цепких воспоминаний. М повторяет просьбу, Ив ее исполняет и возвращается за стол. И так все время. Чуть больше месяца, если считать с того дня, когда она последний раз выходит от комиссии, отвечая на бесконечный поток одинаковых вопросов, нехотя доказывая свою невиновность. Действовала по приказу, протокол не нарушала, о риске предупредила, о поражении не той цели незамедлительно доложила, винтовку по приезде сдала, табельное тоже. Курс у психолога прошла, на беседу к начальству вызывалась, объяснительные писала. Вину признает, наказание понесет, обязательно исправится.
Ив считает, что наказание вовсе не наказание. Ее просто снова сажают за стол, как было до той попытки вывести ее в полевые агенты, в качестве поддержки Бонда. Это не наказание, даже не понижение. Она оказывается в комфортнейших условиях, получает возможность сидеть на попе ровно или бегать за М по бесконечным коридорам штаб-квартиры, цокая каблучками. Она перекладывает бумажки из одной стопки в другую и вежливо улыбается посетителям в приемной. В то время как Бонд разлагается на дне реки или лежит в морге какого-нибудь богом забытого турецкого городка. Весь опухший и побелевший. Неузнаваемый. Мертвый. - Мисс Манипенни, вы слышите меня? Ив? – М подходит к столу Манипенни вплотную и машет у нее перед носом папкой. Ив моргает, на секунду теряясь в пространстве, не понимая чего от нее хотят. Но быстро приходит в себя, просит у М прощения, забирает папку и поднимается из-за стола, прижимая какие-то документы к груди.
Звонкий цокот каблучков Манипенни отскакивает от стен, даже если бы она очень хотела оказаться в кабинете нового Кью внезапно, у нее бы не получилось. Ее уже ждут. Милейшей внешности кудрявый юноша, по лицу которого невозможно угадать возраст. Ив даже не пытается, ему может быть сорок, а может быть и пятнадцать. В наше время вопрос внешности и возраста остается открытым вплоть до прямого вопроса. У Манипенни даже мысли не возникает о том, что юноша принятый ею за какого-нибудь стажера или случайного посетителя, может быть тем самым Квартирмейстером. Ив кладет папку на стол и не спрашивая разрешения, садится в кресло для посетителей. Ей не хочется начинать разговор, хочется просто молча дождаться Кью, отдать ему документы и вернуться на свое рабочее место. Воспитание не позволяет ей этого сделать, как и социальный протокол, обязывающий представляться, здороваться, задавать вопросы и поддерживать вежливую беседу. Но даже воспитание не становится помехой для легкого утреннего хамства, которое Ив позволяет себе крайне редко. Она поворачивается к милому мальчику и задает самый неправильный первый вопрос. – И кто этот новый очкарик Бонда? Вы его видели? – Манипенни на самом деле не такая мерзкая, она не задает возмутительные вопросы и не хамит незнакомым людям. Она не вламывается в чужие кабинеты и не занимает без спросу чужие места. Манипенни на самом деле нравится людям, она легко идет на контакт и находит подход к каждому. Просто у нее плохой день. Плохой месяц. Плохой год. Плохая карма. Поэтому и Манипенни такая плохая. Новый очкарик Бонда это когда-нибудь поймет.

Джейна была категорически против наказания за перепрограммирование дроида-астромеханика какого-то мууна. И корабль у него хиленький. Вон, аж две вмятины, кто так со своим шаттлом обращается?! Джейна вообще не виновата, дроид сам за ней увязался! Хорошо-хорошо, записывать переговоры с теми самыми муунами и вести видеонаблюдение отправился не он сам, но ведь это был не запланированный набег, а тестирование. Безусловно, она пыталась объяснить принцессе Лее, что её дочь — не шпион Имперского остатка и в планах "подорвать Корусант" у неё не значится. Джейна очень спокойно и аргументированно продолжила, что ей не нравится быть в неведении и она просто следит за делами матери, чтобы в случае чего ворваться на "Соколе" в аудиенцию для переговоров и увезти маму в закат на сверхзвуковой скорости. Папа бы точно понял.

Мультиинструмент она сдавала плотно поджав губы, с гордо вздёрнутым подбородком и письменным извинением в трёх вариантах (на основном, муунском и двоичном — специально для дроида — языках). Хорошо, что Лея Органа Соло ничего не знала о втором лучшем друге Джейны, заботливо припасённым среди трусов Джейсена в ярко-оранжевых вуки.
Корабль Бена ей понравился. Сам Бен не очень; братец, которому вот-вот должно было стукнуть шестнадцать, некрасиво задирал нос, но вот про корабль Джейна ничего не могла сказать. Красивый. И грузовой отсек отличный; Джейна идеально уместилась между скромной сумкой Бена и голой стеной. Водил он, конечно, отвратительно, и пару раз девчушка больно стукнулась затылком, но как только шаттл RM-09 более-менее выровнялся, она решила поведать братцу о месте их направления.

— Эй, Бен, — Джейна спокойно дотопала к креслу второго пилота и плюхнулась туда всей своей сорокакилограммовой тушей, предварительно перевесив мультиинструмент на правую сторону пояса, — я забыла сказать. Мне не понравился твой маршрут и я решила, что нам было бы неплохо слетать на Камино. Как тебе идея? Мне раньше чем через неделю домой нельзя, мама скормит ханадаки.

Джейна была категорически против наказания за перепрограммирование дроида-астромеханика какого-то мууна. И корабль у него хиленький. Вон, аж две вмятины, кто так со своим шаттлом обращается?! Джейна вообще не виновата, дроид сам за ней увязался! Хорошо-хорошо, записывать переговоры с теми самыми муунами и вести видеонаблюдение отправился не он сам, но ведь это был не запланированный набег, а тестирование. Безусловно, она пыталась объяснить принцессе Лее, что её дочь — не шпион Имперского остатка и в планах "подорвать Корусант" у неё не значится. Джейна очень спокойно и аргументированно продолжила, что ей не нравится быть в неведении и она просто следит за делами матери, чтобы в случае чего ворваться на "Соколе" в аудиенцию для переговоров и увезти маму в закат на сверхзвуковой скорости. Папа бы точно понял.

Мультиинструмент она сдавала плотно поджав губы, с гордо вздёрнутым подбородком и письменным извинением в трёх вариантах (на основном, муунском и двоичном — специально для дроида — языках). Хорошо, что Лея Органа Соло ничего не знала о втором лучшем друге Джейны, заботливо припасённым среди трусов Джейсена в ярко-оранжевых вуки.

Корабль Бена ей понравился. Сам Бен не очень; братец, которому вот-вот должно было стукнуть шестнадцать, некрасиво задирал нос, но вот про корабль Джейна ничего не могла сказать. Красивый. И грузовой отсек отличный; Джейна идеально уместилась между скромной сумкой Бена и голой стеной. Водил он, конечно, отвратительно, и пару раз девчушка больно стукнулась затылком, но как только шаттл RM-09 более-менее выровнялся, она решила поведать братцу о месте их направления.
— Эй, Бен, — Джейна спокойно дотопала к креслу второго пилота и плюхнулась туда всей своей сорокакилограммовой тушей, предварительно перевесив мультиинструмент на правую сторону пояса, — я забыла сказать. Мне не понравился твой маршрут и я решила, что нам было бы неплохо слетать на Камино. Как тебе идея? Мне раньше чем через неделю домой нельзя, мама скормит ханадаки.

Когда-то очень давно, когда Джин была еще девчонкой, она прочла рассказ о снежных вампирах, которые приходили к отдаленному поместью в зимнее время. Стоило начаться вьюге, старая хозяйка дома плотно зашторивала окна, чтобы никто из слуг или внуков случайно не встретился глазами с непрошенными гостями, не вышел к ним на зов во двор, в метель, из которой уже не будет обратного пути. Тех же, кто выходил, находили поутру окоченевшими насмерть.

Какие монстры приходят к твоему дому во время грозы, мальчик? Кто скребется в твои окна, пытаясь добраться до всего, чем ты еще дорожишь, и смять этот светлый закуток тепла, оставшийся на память о той, которую ты ни разу в своей жизни не видел? Той, что так и не успела взять тебя на руки и услышать твой первый крик? Нет, милый, я не боюсь изломанных, лишенных костей уродцев, которые сжимают плотное кольцо вокруг бамбуковых стен минка, скалятся мелкими зубами-иголочками. Они кажут белесые полуслепые глаза, царапают когтями глиняную черепицу, с каждым новым ударом грома проползают все глубже внутрь, неся за собой промозглую морось, и устраиваются в темных, заросших паутиной углах нашего убежища. Но в своей жизни я боюсь лишь одного чудовища, и его имя – Джин Грей.

Боль разливалась по венам и сухожилиям Акихиро и оседала блестящей пылью на его костях, кружилась вокруг них вьюгой в-которую-нельзя-выходить, дождь за окном превратился в град, и рыжей не оставалось ничего, кроме того как крепче сжимать пальцы полукровки. Физическая боль не так страшна, как то, что приходит вслед за ней – из ранних воспоминаний, шрамы от которых никогда не будут заметны, потому что врастают глубоко под кожу.

Знаешь, Дакен, а ведь твой дед или дядька, уж не знаю, как ты изволишь величать с глазу на глаз своего воспитателя тоже здесь. Ты не видишь его, но прямо сейчас он касается пальцами моих волос, сжимает ладони на моих висках, словно прикидывая, не расколоть ли ему мою голову словно орех. Ты веришь ему, Акихиро? Веришь ли ты немому синематографу, что он так настойчиво крутил перед тобой все эти годы? А вот я почему-то нет. То ли подзатаскалась пленка, то ли я привыкла различать следы неудачного монтажа. Нет, нет, не отпускай моей руки, а то все те чудища, у большинства из которых твое собственное лицо, наконец выберутся из укрытия и разорвут нас обоих на части. Не только меня, незваную и нежданную, но и тебя, своего хозяина, который никогда не умел держать их в узде. Давай лучше сядем на циновку, возьмем покрывало из тонкой шерсти и укроемся под ним.
Твой дед считает, что ты уже выбрал свой путь, свернул на последней развилке, и дальше можешь нести лишь хаос, ломая все те хрупкие человеческие игрушки, что попадают тебе в руки. Но я видела сотни потерянных мальчиков, навсегда ускользнувших в Неверленд, и поверь мне, бывают пути и похуже. Но откуда тебе, никогда не ведавшему принятия, знать, что бывает и по-другому? Ты не умеешь просить, только брать и требовать, потому что никогда и ничто не давалось тебе просто так, просто потому что ты кому-то был нужен. Я знаю, что бывает с потерянными мальчишками, Дакен. Даже с теми, кто научился драться на мечах, и влезать к девчонкам в открытые окна. Они могут выпускать стрелы из своих тисовых луков прямо в грудь, а могут осыпать тебя с ног до головы волшебной пыльцой, но их самих уже  мало что может удивить и заставить сильнее стучать сердце.
Эти выросшие мальчики живут словно внутри грязной стеклянной банки, тщетно пытаясь протереть мутное стекло и вернуть миру вокруг яркость красок. Ты хочешь пить, но ни один напиток уже не имеет того вкуса, что ты помнишь, и все красотки мира не могут утолить твой голод. Даже чужая кровь, да и своя, пожалуй – всего лишь еще один сорт грязной воды.
Ты окружаешь себя высокой стеной, скаля зубы, уничтожая всех, кто находит в ней какую-то брешь. Ох, поверь, я видела, как это бывает – когда ты хочешь остаться в полном одиночестве, но лишь потому, что твердо знаешь, что любой, кто проберется внутрь, все равно содрогнется от отвращения и оставит тебя с твоими чудовищами один на один.
Хочешь, я научу тебя летать, мальчик? Спорим, ты никогда не летал прежде? Но здесь бесполезен волшебный меч и все артефакты мира, и не поможет пыльца фей. Для того, чтобы летать - нужны хорошие воспоминания. Я помогу их отыскать тебе, а если мы наберем их слишком мало, то создадим новые…

Джин вела Дакена по темному лабиринту из болезненного бреда и памяти, но так бывает, что шерстяная нить, ведущая к выходу, рвется в самый неподходящий момент. Тело рыжей изогнулось, потом еще и еще раз, как будто в нее вонзались сотни ножей, а потом она выпрямилась, и, щерясь в улыбке, уставилась в лицо парня. Глаза у нее теперь были хищные, птичьи, черные с золотой искрой по радужке – глаза хоодо.
- Не отпускай мою руку, милый – в голосе женщины появилась легкая хрипотца, губы и язычок еще чуть-чуть и коснутся уха полукровки. – Ты ведь не хочешь, чтобы бакэмоно сожрали наши внутренности?

- Двойной чизбургер и колу со льдом, с собой, - озвучил заказ Питер, и в ответ получил… тишину. Только тишину. Двойную порцию. Тишину и удивленный взгляд. Что же, этого следовало ожидать, когда бежишь на другой конец города ради самых вкусных чизбурегров в костюме Человека-паука. Герой, покупающий еду для смертных – как это удивительно! А чем же еще им питаться? Воздухом? Святым духом? Или они правда думают, что Человек-паук есть насекомых, пойманных в паутину? Ну, нет. Вьетнамское меню пусть остается во Вьетнаме. – Ах, да, привет! Я – Человек-паук. А ты, - Пит глянул на бейдж, - Николас… Приятно познакомиться, Ник! Отличные тут бургеры у вас делают, вот бы мне один такой получить! А еще колы со льдом. – Паркер первым нарушил тишину, и парень, услышав свое имя, прям на глазах развис и засуетился. Это всегда срабатывало. Стоило узнать чье-то имя, и все внимание – твое. Через несколько минут Питеру уже протягивали пакет с готовым заказом.
- Вот, пожалуйста, за счет заведения, - радостно оповестил Николас, теперь уже по-идиотски-счастливо улыбаясь.
- Серьезно? О, дружище, меня долго уговаривать не надо. Спасибо большое, пока-пока! – надо было линять, пока он не передумал. Не то, чтобы у кого-то появилась мысль, что он может у супергероя отобрать чизбургер в столь неравном бою (какой бесполезный бой за еду), но если тот кассир передумает, Паркеру совесть не позволит сбежать с едой.
- Я твой фана-а-а-ат! – послышалось уже где-то вдали, потому что Питер уносился по высоткам вверх по направлению к центру. Неделька выдалась очень насыщенная. Во-первых, на учебе буквально заваливали. А учитывая вечные опоздания Паркера, он всегда первым выходил к доске и получал сверхурочные. Попадос! Во-вторых, преступников нынче развелось как крыс в подземке – только Крэйвен и Стервятник чего стоят. И это именно та причина, почему Питер опаздывал на учебу. Невозможно физически успеть всего. Его график полетел к чертям, а порой он даже восстанавливаться не успевал. Игнорировал все будильники и угрозы тетушки Мэй (на них уже сил не было, к сожалению). К счастью, она не сильно теребила своего племянника и все еще спускала ему многое с рук, считая, что он таким образом до сих пор переживает произошедшее. Ох, знала бы она, как на самом деле обстоят дела, уже давно бы выпорола ремнем. И это будет пострашнее всяких суперзлодеев! (Окей, окей, она на такое не способна. Но видеть ее расстроенной – для меня хуже любых пыток в мире)
Так вот. Сейчас были заслуженные пять минут отдыха. Насладиться видом, чизбургером и спокойствием в лучах заходящего солнца (впрочем, до захода еще целый час, а то и все два). Очередная возможность постараться ни о чем не думать, не вспоминать и не переживать. К счастью, пять минут закончились раньше – шумным взрывом в одной из высоток. Паркер мгновенно одел маску и спрыгнул с крыши прямо в городскую бездну, рассекая воздух. Лишь почти у самой земли из прибора на запястье вылетела паутина и, зацепившись за здание, вновь подняла тело ввысь, оберегая от падения. Все внимание Паркера было приковано к центру Рокфеллера – его верхняя часть рушилась на глазах и грозила вот-вот рассыпаться по кусочкам, стряхивая с себя людей, собравшихся на смотровой площадке. Внизу – еще много прохожих, спешащих с работы домой, машины, застрявшие в очередной пробке и… хуже уже, наверное, быть не может. Уже на подлете Человек паук поймал первые падающие глыбы, откинув их в сторону. Убрал с траектории падения другой человека и, приземлившись на окна здания, посмотрел вверх, чтобы оценить всю степень урона. К счастью, его рефлексы выше, чем у обычных людей, поэтому на обдумывание ситуации уходит в разы меньше времени. Вокруг все словно замирает, позволяя сделать глубокий вдох и просчитать варианты и движения. Быстро перемещаясь вверх, Человек-паук то и дело ловил на лету падающих людей. Он разбивал окна и втаскивал их внутрь здания – иначе просто опасно было оставлять их снаружи. Из-за скорости падения, выпусти он в них паутину, они бы непременно сами врезались бы в здание и это привело бы к нежелательным последствиям. Добравшись почти до верхушки, Паркер заклеил паутиной опоры, которые гнулись от повреждения, и склеил трещины огромных булыжников – это даст время людям на эвакуацию. И тем, что еще остались на площадке, и тем, что находятся в здании или возле него. А в идеале, и вовсе предотвратит распад. А еще он наспех залатал паутиной огромную дырень от взрыва, чтобы из нее больше никто ненароком не вывалился. Следующий пункт приземления – смотровая площадка. Надо окончательно проверить, что там и как, и убедиться, что больше опасности для чьей-либо жизни нет.
Но чувство тревоги, которое било во всю, не обманешь – стоило ему задрать голову вверх, как сразу в поле зрения попала девушка, из последних сил хватающаяся за телескоп. Еще одно мгновение – и она уже сорвалась вниз. Не мешкая ни секунды, Питер оттолкнулся от здания и полетел вниз за ней, хватая в полете и крепко прижимая к себе.
- Все в порядке, не бойся! Да, мы все еще падаем, но честное слово, у меня есть план! – Минус этого высокого здания – рядом нет других таких же высоких зданий, за которые можно было бы зацепиться и маневрировать. Плюс – порожистые выступы на разных уровнях. Вот на один из таких Питер и заприметил приземлиться. Выпустив нить паутины, он схватился за нее и быстро остановил их падение, замедлив вовсе. Как и ожидалось – он снова врезался спиной в окно, только на этот раз оно не разбилось, а лишь пошло трещинами. Паук жалобно ойкнул, но ничего не поделать – издержки «гениального» плана. Зато они остановились на нужной высоте. Теперь можно было, отпустив паутину, спрыгнуть на выступ и поставить на него девушку.
- Как тебе вид? Успела насладиться? Здесь обычно лучше, чем на Эмпайр, особенно на закате, - и это не те вопросы, которые надо задавать, - ты в порядке? – а то вдруг инфаркт или еще что. С этим не шутят!

1 лицо

В толпе было дико жарко, душно и чем-то воняло. Пробраться к сцене казалось чем-то нереальным, поэтому я передвигался по бесконечно длинной стене в надежде без потерь миновать все вонючие туалеты и сделать пару качественных снимков у самой сцены. Эллиот Милкович, сколько дерьма я о нем ни слышал, все-таки мог собрать достойную толпу. Впрочем, критерий качества явно уступал критерию количества. Среди контингента я видел явно несовершеннолетних размалеванных девушек, непонятно как пробравшуюся на представление 21+. Была компания каких-то рокеров, которые словно действительно сошли с 70-х, хотя, казалось бы, все должны были давно сдохнуть от хмурого. Но нет, молодое поколение решило идти по давно испробованной человечеством тропе из кочек и ям. Были здесь и те отпетые, которые устраивали дикий слэм и угар прямо возле сцены, и я все думал, поберечь камеру или рискнуть ради хорошего контента? Хороший журналист сказал бы "Рискни!", а вот журналист-профессионал ответил бы "Не смей, эта группа не настолько хороша, чтобы жертвовать ради нее своим хлебом". И хоть я и не представляю, на самом деле, как бы мне в этой ситуации сказал бы "журналист-профессионал", отчего-то я решил его послушать, поэтому фотографии получились лишь крупного плана сцены.
Прислонившись к стене и едва дергая ногой - черт, все же есть что-то в их барабанах! - я просматривал сделанные снимки, пока какой-то упырь не налетел на меня. Фуууух. Благо, я успел отскочить в сторону, посмотрел на поднятую руку, мол, извини, чувак, понял, что едва не сбила меня очень страшная девушка. Или женщина? В общем, отвратительная. И ведь таких здесь была тьма. То ли этот панк-антураж, некогда казавшийся мне даже сексуальным, придавал этим людям устрашающий боевой вид, то ли наркотики, то ли они сами по себе были такими. "f**k U-UP" - музыка для тех, кто ни черта не понимает в музыке.
Концерт закончился где-то в одиннадцать вечера, не рано, не поздно. Моя встреча с солистом группы Эллиотом Милковичем была назначена еще вчера, поэтому я осторожно пробирался в сторону гримерной комнаты, избегая пьяных фанатов. Со стороны туалетов доносились какие-то животные звуки, причем было непонятно, кого-то стошнило или там просто трахаются. Ко входу быстро отправили каких-то парней, выплескивающих зашкаливающий уровень тестостерона через кулаки. Ох, я наблюдал отдельный кусок человеческой жизни. Отдельный говнарский мир. И, к слову, он был по-своему прекрасен. Так сказать, эстетичен своей отвратительностью.
- Я - Адам Ривера, мы с мистером Милковичем договаривались об интервью, - представился я охране, и та тут же полезла в свои списки. Для такого смешного заведения система допуска у них была достойная. Пиши я рецензию на клуб, я бы отдал ему должное в плане охранной системы. Возможно, оно было и логично с тем учетом, как сильно здесь привыкли нажираться.
Глубокий вдох. Кхм-кхм. Черт. Кажется, в организм попал какой-то инородный запах. Так, спокойно. Главное, вести себя непринужденно, меньше говорить и больше слушать. Как хорошо, что в интервью с исполнителями все достаточно просто: стоит задать лишь один маленький вопрос, как самовлюбленный солист рассказывает тебе все о своей жизни, творчестве, музыке и тем, чем он дышит. Если б меня это еще интересовало... Чувствую, следующие два часа будут для меня весьма тяжелыми.
В гримерной комнате, куда я зашел, было тесно, накурено и пахло потом. Исполнители вытирали мокрые лица и жадно пили воду. Можно ли причислить панк-музыку к спорту? Глядя на этих ребят, можно давать уверенный утвердительный ответ. Я посмотрел на Эллиота Милковича, пафосно закуривающего сигарету, и нервно сглотнул. Он казался очень экспрессивной личностью на сцене, а сейчас просто уставшим и озлобленным рокером. А нет большего выноса для мозга, чем усталость твоего объекта для интервью.
- Добрый вечер, - поздоровался я, протягивая руку Эллиоту. Мне показалось или он действительно посмотрел на меня так, словно готов убить? Мурашки по коже. Брр. - Меня зовут Адам, мы договаривались с вами об интервью через фейсбук вчера.
Получив ответ что-то вроде "вольно", я смиренно ждал, пока музыканты более-менее придут в себя. Отчего-то остальные члены дружного "ансамбля" пошли в бар пить, оставив меня на растерзание лишь Милковичу. Неужели современные рокеры совсем не заинтересованы в СМИ-раскрутке?
- Кхм, - черт, в горле першило от всего этого дыма. - Вижу, вы устали после концерта, я постараюсь не занять у вас слишком много времени, - правильно, Адам, настрой злого оппонента на дружеский лад. - Мне очень понравился ваш концерт, у вас нереальная самоотдача со сцены, я прям всей кожей прочувствовал эту экспрессию, - сделал комплимент, молодец, тоже отлично. - Я много про вас читал различных интервью. О том, что у вас достаточно сложная жизнь, о том, что ваш музыкальный путь был очень спонтанным решением. Поэтому я хотел бы поговорить с вами о том, чего СМИ еще не писали.
Я включил диктофон и положил его на столик, за которым пристроился еще пару минут назад, и открыл дряблый блокнот с записями. - Вы не против записи? - важный вопрос. Иначе эту запись нельзя использовать. - Так вот. Я хотел бы добраться немного до глубины вашего сознания, узнать, чем панк-рокер живет за пределами сцены. Какие у вас цели? Мечты? Возможно, вы расскажете о своих политических взглядах?

3 лицо

« i   a m   f e e l i n g   s o   s m a l l
i t   w a s   o v e r   m y   h e a d
i k n o w   n o t h i n g   a t   a l l »
Он старался как можно сильнее жать на педаль тормоза, и при этом не забывать о тормазах в своей голове. Но оставаться под контролем своей паники было сложно, когда ты сын шерифа и знаешь всю систему преступлений и наказаний изнутри. Один волосок, случайно упавший с головы, может стать уликой присутствия человека на месте преступления. И Стайлз знал это, представлял, как тщательно ему придется отмывать свой джип даже от малейших капель чужой крови, как придется проветривать свою машину и голову, чтобы ни один чуткий нос не заподозрил о том, что произошло этой ночью.
Музыка с радиоволн не доносилась до его ушей. Песни, в целом, не виноваты, что люди слушают их не с теми людьми, а потом испытывают раздирающую ностальгию. Стайлз также не был виноват в том, что не слушал песню, которая всегда ассоциировалась у него лишь с одном человеком. «Say something, I'm giving up on you». И как только парень почувствовал, что шины заскрипели на мокром асфальте в такт надрыва голоса солиста, он сбросил скорость — слишком опасно быть громким на пустой улице. Когда ты уезжаешь от убийства.
Парень задумывался над звонком Скотту. Его лучший друг всегда мог поддержать его, но как он отреагирует на разговор не в духе «Хэй, приятель, пошли искать труп в лесу?», а «Скотт, я убил человека»? Отчего-то Стайлз боялся, что МакКол узнает, что он натворил, и отреагирует не так, как бы отреагировал бы настоящий друг.
« Я   к о г д а - т о   у ж е   д о в е р я л »
« Н а п р и м е р ,   Д е р е к у ? »
Стайлзу всегда казалось, что Скотт знал больше, чем показывал. Вот откуда и растет корень недоверия — он сам скрывал от него многие вещи, а хотел сто процентной отдачи. Но если он знал что-то, улавливал в запахах и чужих переглядках, зачем тогда давил на больную точку, раз за разом называв это чужое идеальное сочетание имени и фамилии? Которые потом было слишком трудно проветривать. И сейчас Стайлз знал, кому ему стоит позвонить и рассказать о произошедшем, и это, к сожалению, был не тот человек, который был верен ему с самого детства.
Этот человек ушел по-английски в закат, словно киногерой, прихвативший очаровательную чернокожую подружку, оставляя за своей спиной воспоминания, проблемы, пустоту и человека, кто смотрел им вслед и скрепел зубами из-за собственных ошибок. И, к сожалению, это был единственный человек, кто сейчас мог помочь Стайлзу не сойти с ума от нахлынувших событий, кто мог посоветовать, что делать в этой ситуации. Позвонить Скотту? Бежать из города? Самостоятельно искать пропавшее тело? Сдаться полиции? Парень сделает что угодно, что скажет ему этот человек.
- Алло? - нервно произнес Стайлз, вытерев кончик носа. - Дерек? - словно он сомневался, куда хотел звонить. - Я... я... - и в груди что-то завибрировало, когда он услышал свое имя в ответ на его заикание. - ...я облажался. Крупно облажался.
Его голос нисколько не изменился — отстраненный, полу заинтересованный в чужих проблемах, вселяющий призрачную надежность, которой парень поддался в то же мгновение. Стайлз не хотел снова оказаться многоболтающей проблемой, но все к этому шло. Возможно, их роли никогда не поменяются, а он — никогда не вырастет из своей беззащитности. Однако было удивительным то, что их отношения завершились исходя из совершенно иной комбинации.
- Я не могу всего рассказать тебе по телефону, - он нервно сглотнул. - Нет, я не прошу тебя приехать... черт, я не знаю. Я могу рассказать тебе тегами. В смысле, вкратце.
Тогда со смертью части их стаи умерла и часть Стайлза. Именно своей беззащитностью он показал, насколько может быть опасен. В первую очередь, для Дерека. И если тот был сильным, и представлял, что может защитить тех, кого должен защитить, то нервы Стайлза не выдержали. Когда он впервые осознал, что Дерек может пострадать именно из-за него, страх словно превратился в паралитический яд. Если когда-нибудь произойдет нечто подобное, то Стайлз уже не сможет с каждой битвой терять по кусочку себя — он умрет полностью. В этом он был слаб, и из-за этого, возможно, Дерек сейчас его ненавидел. Однако телефонная книга состояла всего лишь из двух номеров спасения, а в 911 парень уже обратился.
- Эллисон жива. Мы еще не до конца уверены, как это произошло, и что это может принести в итоге. Мне кажется, здесь задействованы ведьминско-вампирские союзы, я нашел информацию, что подобные тандемы занимались некромантией и через ритуалы жизни и смерти могли возвращать людей. И да. Я знаю, ты скажешь, что это бред. Но, прошу, вспомни хотя бы ты, блять, хотя бы долбанный раз, что я был прав неоднократно насчет подобной фигни! Но это еще не все... - парень набрал в легкие побольше воздуха. - Появился один оборотень, утверждающий, что он друг нашего детства. Его зовут Тео, точнее, нашего со Скотта друга детства звали Тео, а как зовут этого самозванца — я не представляю. Он действует очень тонко и очень сильно пытается прибиться к Скотту. Который, в свою очередь, слушает меня с неохотой. Словно это удивительно. Мне кажется, он может быть задействован в том, что произошло с Эллисон. Потому что ее воскрешение и его появление в городе не тянет на случайное совпадение... - парень немного притупился, пробегая взглядом по своей прозрачной доске. - Но это, на самом деле, не то, из-за чего я звоню, - его взгляд зацепился на размытых рассуждениях о Доноване. - Я убил человека, - его сердце забилось сильнее. - Я... я на самом деле не понял, как это произошло. Он напал на меня в школе, я пытался убежать. В библиотеке у нас идет ремонт, и я забрался по лесам, а он упал на острый железный прут, - голос стал надрывным, слова сыпались с еще большей скоростью. - Я вызвал 911, но они никого не нашли. Когда я вернулся туда, тела уже не было. Дерек, он был не человеком, и даже не оборотнем. Он напоминал вендиго, но совершенно непонятного вендиго, ненормального в своей физиологии. И... я не знаю, чего я больше боюсь: того, что я убил его, или того, что он жив и, кто знает, может через секунду оказаться за моей спиной.
Стайлз уже подумал о том, что зря он рассказал все это по телефону. Прослушка — дело нехитрое, пробивка звонков, поиск виновного... парень же сам занимался этим на досуге. Но ведь он не был до конца виноват в его смерти, и он это понимал. Поэтому, может, так будет лучше? Полиция найдет его сама, суд сам постановит его крайние меры...
- Что? Приедешь?! - но в ответ послышались лишь длинные гудки.
С каждым новым монстром, который появлялся в Бикон-Хиллс, все становилось на свои места. Не обычная жизнь была для них нормой, а мистика и хаос, способная дать им роли защитников и жертв, способная вернуть ему Дерека Хейла.
Хейл не ответил на повторный звонок. Он не сказал ни где он, ни когда будет, и Стайлз сидел на своей кровати, лицом утопая в ладонях, и ждал, нервно трясясь от шороха каждого листочка за его окном. Лишь бы он приехал не слишком поздно. Лишь бы ему не пришлось увидеть, как его убивают или забирают в участок. Ведь его комплекс героя просто не выдержит.

Если бы еще несколько месяцев назад Ризу пришлось выбирать между компанией малонезнакомых мошенниц и безумцем, желающим заполучить мертвое тело гиперионца в качестве трофея, выбор пал бы точно не на последнего. Отмотайте еще несколько месяцев и увидите, что парень отдал бы душу, чтобы хотя бы постоять рядом с человеком, которым восхищался и которого боготворил.
Идиот.
Любое решение имеет последствия. Говорят, что даже такая мелочь, как взмах крыла бабочки, может, в конце концов, стать причиной тайфуна на другом конце света. И вот теперь, с сожалением глядя на вырванный с корнем ЭХО-глаз, Риз осознавал, насколько круто изменил его жизнь однажды сделанный неправильный выбор.
Он просто выбрал НЕ Джека. А вы о чем подумали? О том, что Риз жалел о годах, когда шел по тропинке Красавчика, не заботясь о чувствах и мыслях окружающих? Нет. Он избавился от своего идола, выбросил его, как ненужный мусор, не задумываясь о том, а что же у него останется в итоге. Друзья, бросившие его на разваливающейся станции Гелиос? Пандора, населенная психопатами, только и жаждущими запечь твои глаза в духовке?

Глупая ирония. Он предал человека – голограмму человека – который был ему ближе всех, понадеявшись на тех, кого знал куда меньше месяца, и в результате эти люди кинули его так же, как он – своего кумира. Понимание произошедшего пришло только когда парень открыл глаза на бетонной плите, сжимая в ладони линзу ЭХО-глаза. Зачем он сделал это? Или все-таки поступил правильно? Стоило ли позволить своему заклятому другу завладеть телом или разбить остатки его ИИ в линзе стало бы лучшим исходом? Риз хватался за голову от обгладывающих его изнутри червей сомнения. Да, Джек собирался убить его, сделав из своего «особенного мальчишки» свою же прекрасную копию, но ведь можно было достучаться до остатков разума этого искусственного интеллекта, а не отворачиваться сразу, бросая в пустоту.
«Ты слишком много думаешь, Рисси», - парень даже вздрогнул, не сразу поняв, что знакомый голос доносился из его воспоминаний, а не звучал над самым ухом.

- Черт. Ты становишься параноиком, dude.

Риз понятия не имел, сколько дней-неделей-месяцев прошло после того, как он убедил себя в том, что с Джеком покончено раз и навсегда, считал, что мог вздохнуть свободно и заняться собственным продвижением к успеху, только вот теперь, глядя на лежащее на столе воссозданное тело своего БОГА бывшего начальника, Риз осознал, в какое фуфло он заставлял себя верить.
Он не сможет подняться по лестнице к власти, престижу и уважению, пока на его дороге стоят предатели и лжецы.
И поэтому, чтобы раз и навсегда расправиться с недругами, ему необходимо вернуть к жизни свой персональный ночной кошмар.

Риз обвел взглядом убранство офиса Джека, восседая на слегка обгоревшем, но залатанном кресле бывшего президента Гипериона, и, кажется, сделал первый вдох за последнюю минуту - он так переживал из-за предстоящего ему "приключения", что дышал через раз.
Взгляд остановился на стеллаже с трофеями.
«Нет-нет-нет, работа руками – это не про меня», - говорил ему Джек, с удовольствием расслабляясь в своем великолепном троне. Почему Риз всегда вспоминал об этом разговоре, самостоятельно перетаскивая предметы интерьера из разрушенного кабинета в столь же большое помещение бывшего офиса Атласа?
Ты псих, Риз. Кто как не полный безумец станет воссоздавать офис своего лучшего врага, чтобы поселиться в нем?
- Да. Я псих. Я сошел с ума, - нервно посмеялся Риз, резко вскакивая с трона и пересекая кабинет буквально в несколько шагов. - Сейчас я верну к жизни свою собственную смерть. Я псих.

Дернул за портьеру, скрывающую за собой дверь в небольшую каморку, которая по праву должна считаться настоящим кабинетом нового владельца Атласа. Открыл дверь, делая решительный шаг за порог.
- Медлить больше нельзя, иначе я действительно свихнусь. А с кем я сейчас разговариваю? Черт, это уже симптом.
Каморка обклеена плакатами. Новыми, не теми, что Риз как зеницу ока хранил на Гелиосе - все, что он собрал с обломков былой империи Гиперион, теперь красовалось на стенах небольшого личного помещения Атласа, которое kiddo называл "Зал славы Риза".
Славил он только свои ошибки, о которых плакаты и напоминали.
В центре, в окружении массы продвинутых компьютеров на широком столе лежала точная копия тела Красавчика Джека, сделанная из миллиарда, если не больше, мелких деталей ювелирной работы. Создать андроида - это самая легкая часть работы. Создать из него Гиперионский Ужас, используя натуральные материалы вроде человеческой кожи, волос, ногтей и зубов, - вот, что заставляло Риза биться в истерике и держать при себе на всякий случай ведро для... лучше вам не знать, для чего.

Последний вздох.
- Компьютер. Загрузить искусственный интеллект.